Текст апелляции

 Текст апелляции приведен полностью. Убраны адреса и имена подсудимого, жертв и потерепевшей.

АПЕЛЛЯЦИЯ

в порядке ст. 349 УПК Украины 1960 года

28 декабря 2016 года был оглашен обвинительный приговор в отношении Подсудимый с назначением последнему  наказания в виде 15 лет лишения свободы. Начиная с 2010 года это пятый по счету судебный процесс и третий приговор.

Событие преступления имело место 14.11.2010 года. Эта же дата является датой задержания Подсудимый

Первый обвинительный приговор был вынесен Орджоникидзевским районным судом г. Харькова 10.04.2012 года.

Второй обвинительный приговор был вынесен Орджоникидзевским районным судом г. Харькова 16.09.2013 года.

Оба приговора были отменены судом апелляционной инстанции с направлением дела на новое судебное рассмотрение ввиду необъективности и неполноты судебного следствия, нарушения права Подсудимый на защиту (определения апелляционного суда Харьковской области от 26.02.2013, от 18.03.2014 года). При этом Подсудимый продолжал оставаться под стражей без указания предельных сроков содержания.

Определением Фрунзенского районного суда г. Харькова от 22.05.2014 года (судебная коллегия в составе судей: Горпинич О.В., Шарко А.П., Бабкова Т.В.) в третьем судебном процессе, после изменения подсудности дела, был удовлетворен отвод всему составу суда.

В результате следующего судебного процесса постановлением новой судебной коллегии Фрунзенского районного суда г. Харькова от 24.12.2014 года дело было направлено на дополнительное расследование органу досудебного следствия.

Указанные обстоятельства имеют существенное значение для оценки обжалуемого приговора в контексте нарушения права Подсудимый на справедливое рассмотрение дела в разумные сроки независимым и беспристрастным судом, установленным законом, а также права на свободу и личную неприкосновенность и на презумпцию невиновности. 

I.

О нарушении права на справедливый суд, установленный законом

После отмены апелляционным судом Харьковской области указанного постановления о направлении дела на дополнительное расследование, данное уголовное дело незаконно было принято к рассмотрению Фрунзенским районным судом г. Харькова в составе коллегии судей: Горпинич О.В., Шарко А.П., Шевченко А.С..

Так двое судей, Горпинич О.В. и Шарко А.П., уже принимали участие в рассмотрении данного уголовного дела и согласились с доводами стороны потерпевшей, подавшей ранее заявление о незаконном составе суда.  Учитывая данное обстоятельство, после повторного определения подсудности дела апелляционным судом, новое рассмотрение (четвертый судебный процесс) осуществляла  коллегия судей Фрунзенского районного суда г. Харькова в ином составе.

Однако отвод судьям Горпинич О.В. и Шарко А.П., заявленный по указанному основанию в начале данного судебного рассмотрения, был отклонен без указания каких-либо законных мотивов. Считаем, что суд принял дело к производству в результате внешнего давления, так как иного полного состава судебной коллегии в данном районном суде образовать уже было невозможно.

Таким образом, по нашему убеждению, судебной коллегией изначально была выражена ясная позиция на проведение незаконного судебного процесса, то есть заведомое нарушение требований ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод.  Об этом же свидетельствовали и заведомо не соответствующее гарантиям ст. 5 Конвенции  решение суда о продолжении содержания Подсудимый под стражей в отсутствие надлежащих оснований  и без установления конкретного срока, а в последующем – такие же необоснованные отказы в изменении меры пресечения на другую, не связанную с лишением свободы.

Европейский суд по правам человека (далее – «Европейский суд») в решении от 12.10.1978 года по делу «Занд против Австрии» указал, что «словосочетание «установленный законом» распространяется не только на правовую основу самого существования «суда», но и на соблюдение таким судом определенных норм, регулирующих его деятельность». Аналогичный вывод содержаться в решениях Европейского суда от 20.10.2009 года по делу «Горгиладзе против Грузии» (п. 68); от 20.07.2006 года по делу «Сокуренко и Стригун против Украины» (п. 24).

В решении по делу «Барбера, Мессегу и Жабардо против Испании» (п. 146) Европейский суд установил, что «принцип презумпции невиновности требует среди прочего, чтобы исполняя свои обязанности судьи не начинали рассмотрение дела с предвзятого мнения, что подсудимый совершил преступление, которое вменяется ему в вину; обязанность доказывания лежит на обвинении, и любое сомнение должно толковаться в пользу подсудимого».

С учетом положений ст. 9 Конституции Украины, ст. 19 Закона Украины «О международных договорах Украины» суды в процессе осуществления правосудия обязаны руководствоваться нормами соответствующих документов, ратифицированных законами Украины.

В соответствии с ч. 1 ст. 1 Закона Украины «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод 1950 года, Первого протокола и протоколов № 2, 4, 7 и 11 к Конвенции» Украина полностью признает на своей территории действие принципов Конвенции, в том числе относительно признания обязательной, без заключения отдельного соглашения, юрисдикции Суда во всех вопросах, касающихся ее толкования и применения.

Статьей 17 Закона Украины «Об исполнении решений и применении практики Европейского суда по правам человека» установлено, что суды применяют при рассмотрении дел Конвенцию и практику Суда как источник права.

Позиция стороны потерпевшей выражалась изначально в серьезных сомнениях доказанности вины, а затем – в  убеждении о недоказанности,  вне разумного сомнения, вины Подсудимый, изначальной фальсификации документов предварительного следствия и предубеждении органов досудебного следствия. Избранная государственной машиной стратегия в этом деле не оставила потерпевшей шансов на  получение защиты от реальных преступников, совершивших данное преступление. Вследствие «глухоты» судов к нашей обоснованной позиции, потерпевшая фактически превратилась в еще одного процессуального защитника подсудимого, что в принципе является нонсенсом. Такой нонсенс – прямое следствие вульгарного формализма и обрядовости, заменивших в суде полноту и  объективность при исследовании и оценке доказательств в контексте гарантированного ст. 62 Конституции Украины принципа презумпции невиновности.

В деле «Горовенки и Бугара против Украины» (заявления №№ 36146/05 и 42418/05, решение от 12.01.2012 года пункты 32, 34) Европейский суд указал: «статья 2 Конвенции обязывает государство не только воздерживаться от незаконного лишения жизни, но и предпринимать надлежащие меры для того, чтобы защитить жизнь тех, кто находится под ее юрисдикцией.  Обязанностью государства гарантировать право на жизнь должно считаться включающим в себя принятие разумных мер для обеспечения безопасности лиц и, в случае тяжкого вреда или гибели, наличие эффективной независимой судебной системы, гарантирующей юридические средства, способные установить факты, привлечь к ответственности виновных и обеспечить надлежащее возмещение потерпевшим».

Данное уголовное дело, рассматриваемое судами на протяжении шести лет и являющее собой факт кричащего нарушения ст. 2 Конвенции, лишило Потерпевшая. эффективной защиты от уголовного правонарушения. Настоящие преступники остаются на свободе и продолжают быть угрозой для жизни Потерпевшая., ее близких, общества в целом.

Европейский суд  неоднократно указывал (например, решение от 15.12.2011 года по делу «Орлов против Украины», заявление № 5842/05; решение от 25.11.2013 года по делу «Вьерчижевска против Польши», заявление № 41431/98), что «поскольку возвращение дел на новое рассмотрение требовалось вследствие ошибок, допущенных судами низшего уровня, то повторение таких возвращений в рамках одного производства раскрывает серьезные недостатки судебной системы».

Прямым следствием этих «серьезных недостатков судебной системы», в рамках данного уголовного дела, является пятый по счету судебный процесс, который носил не просто обвинительный, но инквизиционный характер:

- устраняя действие принципа доказанности вины «вне разумного сомнения», суд существенно ограничивал либо вообще исключал возможность исследования доказательств, раскрывающих этих сомнения;

- нарушая принцип презумпции невиновности, суд практически все противоречия, неточности и неполноту предъявленных доказательств либо толковал в пользу обвинения, либо вообще избегал их оценки, и перекладывал бремя доказывания невиновности на подсудимого.

Указанные черты инквизиционного характера судебного процесса нашли свое полное отражение  в постановленном по делу обвинительном приговоре.

II.

О допустимости доказательств,

полученных в результате нарушения права на защиту

Фактические обстоятельства дела состоят в том, что Подсудимый, вместе со своим товарищем Резником Д.В., рано утром  (около 8-ми часов утра) 14.11.2010 года были задержаны сотрудниками милиции без предъявления официальных подозрений и без официального оформления задержания. К ним относились как к подозреваемым в совершении тяжкого преступления. Именно этим были обусловлены: обыски по местам их жительства с изъятием личных вещей, названные «осмотрами места происшествия» (т. 1 л.д. 93-97; т. 1 л.д. 118-120), медицинские освидетельствования (т.3 л.д. 3-4; т. 3 л.д. 74-75), нахождение каждого отдельно под полным контролем сотрудников милиции без предоставления возможности контактов с внешним миром. Потерпевшая неоднократно показывала в суде, что следователь Жаденов Ю.В. (его фамилию она узнала позднее) еще утром (около 11-часов) 14.11.2010 года  сообщил ей, что Сергей «теперь долго не вернется». Фактическое задержание указанных лиц без оформления в установленном законом порядке (по ст. 106 УПК Украины 1960 года) в ходе судебного следствия подтверждено показаниями Подсудимый, Резника Д.В.. Кроме того, многократные допросы Подсудимый, в течение дня, в райотделе, разными лицами в присутствии 3-4 сотрудников милиции, без письменного оформления этих допросов, без разъяснения права не давать показания, без предоставления помощи защитника, подтверждено показаниями оперативного сотрудника Бондаря .Г.Г., фактом отсутствия соответствующих протоколов, в том числе протокола явки с повинной. При дополнительном допросе Резник Д.В. так же сообщил, что видел однажды в течение дня Подсудимый в наручниках  в райотделе милиции в окружении нескольких сотрудников милиции.

По ходатайству защиты были истребованы журналы регистрации доставленных лиц в Орджоникидзевский райотдел, где отсутствуют записи о доставлении Подсудимый до позднего вечера  14.11.2010 года.  

В то же время Европейский суд постановил, что неспособность вести достаточно подробный учёт в отношении каждого задержанного, в том числе места, времени и оснований задержания, является нарушением права на свободу и личную неприкосновенность (решения по делам «Чакыджи против Турции», п. 105-107; «Орхан против Турции», п.371-375; «Ахмет Езкан и другие против Турции», п. 371-372). Записи должны начинаться со времени фактического лишения свободы лица (Специальный докладчик ООН по вопросу о пытках, доклад ООН по Украине, документ  ООН CAT/C/UKR/CO/5 (2007) §9).

2.1. Задержание без оформления и обеспечения права на защиту. Допросы в период незаконного лишения свободы без разъяснения права на молчание.

Несмотря на неоднократное обращение внимания суда со стороны защиты и представителя потерпевшей на указанные обстоятельства, суд не дал им правовой оценки в приговоре, в частности:

- факту задержания Подсудимый без оформления в установленном порядке;

- факту доставки Подсудимый в райотдел без регистрации;

- фактам неоднократных допросов Подсудимый в период незаконного задержания различными должностными лицами, в том числе прокурором района Певневым А.С. (об этом в ходе показаний сообщил о/у Бондарь Г.Г.), без письменного оформления допросов, без разъяснения права не давать показания, без разъяснения права иметь защитника и предоставления такого защитника.

Вместо этого суд ограничился в приговоре (стр. 29 приговора)  формальной ссылкой на то, что в период с 11-05 до 13-31 часов Подсудимый находился «вместе со следователем» на «осмотре квартиры № 131 по ул. Улица2, 54 в г. Харькове), а протокол задержания Подсудимый  «составлен в 17 часов» (т.3 л.д. 19-26).

Сторона потерпевшей обращала внимание суда на соответствующую практику Европейского суда, к которой суд остался «глух».

Так при оценке нарушения ст. 5 Конвенции, «для того, чтобы определить имело ли место «лишение свободы» лица в значении статьи 5, отправной точкой должна быть конкретная ситуация, и необходимо учитывать ряд критериев, таких как вид, продолжительность и способ реализации соответствующей меры» (дело «Гуццарди против Италии», п. 92; дело «Медведев и другие против Франции», п. 73).

«Важным фактором, который следует принимать во внимание, является контекст, в котором эта мера применяется» (дело «Остин и другие против Объединенного Королевства», п. 59).

«Понятие лишения свободы по смыслу статьи 5 пункт 1 содержит как объективный элемент помещения человека в определенное ограниченное пространство на значительный период времени, так и дополнительный субъективный элемент, состоящий в том, что человек не давал  законного согласия на такое помещение» (дело «Шторк против Германии», п. 74; дело «Станев против Болгарии», п. 117).

«К соответствующим объективным факторам, которые должны приниматься во внимание, относятся: возможность покинуть зону ограничения, уровень надзора и контроля за перемещением лица, степень изоляции и наличие социальных контактов» (дело «Гуццарди против Италии», п. 95; дело «Х.Л. против Соединенного Королевства», п. 91)

«Когда факты указывают на лишение свободы по смыслу статьи 5 пункт 1, относительно короткий период содержания под стражей не влияет на этот вывод» (дело «Ранцев против Кипра и России», п. 317; дело «Искандеров против России», п. 140).

«Элемент принуждения при осуществлении полномочий полиции по обыску и задержанию является свидетельством лишения свободы, невзирая на короткий период такой меры» (дело «Фока против Турции», п. 78; дело «Джилланта Квинтон против Объединенного Королевства», п. 57; дело «Шимоволос против России», п. 50).

В решении по делу «Белоусов против Украины» (№4494/07, решение от 07.11.2013 года) Европейский суд прямо признал нарушением статьи 5 Конвенции фактическое задержание заявителя работниками милиции на несколько часов без соответствующей документальной фиксации такого задержания.

 Учитывая данную практику Европейского суда в применении ст. 5 Конвенции, очевидным и неоспоримым фактом является незаконное лишение свободы Подсудимый в период с 08-ми часов утра до 17-ти часов вечера 14.11.2010 года, то есть нарушение ст. 5 Конвенции. Судом первой инстанции этот факт проигнорирован, как сам по себе (свидетельствующий о нарушении права Подсудимый на неприкосновенность, права не свидетельствовать против себя, права на защиту), так и при оценке полученных органом досудебного следствия в этот период времени доказательств.

В отношении права не свидетельствовать против себя Европейский суд разъяснил, что «право не свидетельствовать против себя предполагает, что сторона обвинения в уголовном деле стремиться доказать свою версию по делу против обвиняемого, не прибегая к доказательствам, полученным посредством принуждения или применения силы против воли обвиняемого» (дело «Сандерс против Соединенного Королевства», п. 68; дело «Быков против России», п. 92).

Европейский суд постановил, что «право хранить молчание в ходе допроса в полиции и право не свидетельствовать против себя являются общепринятыми международными нормами, лежащими в основе понятия справедливого судебного разбирательства» (решение по делу «Джон Мюррей против Соединённого Королевства», п. 45; решение по делу «Аллан против Соединённого Королевства» п, 44).

«Значение информирования подозреваемого о праве хранить молчание является настолько важным, что даже если лицо соглашается давать показания полиции после того, как ему сообщили, что его слова могут быть использованы в качестве доказательства против него, это не может считаться полностью информированным выбором. Для того, чтобы право на справедливое судебное разбирательство  (статья 6 пункт 1) оставалось «практическим и эффективным», доступ к адвокату должен предоставляться с первых минут допроса подозреваемого полицией» (дело «Салдуз против Турции», п. 54-55).

По убеждению стороны потерпевшей, исходя из практики Европейского суда, очевидным является то, что уже сам факт незаконного (без оформления  в установленном порядке) лишения свободы в течение 9-ти часов, многократных допросов без письменного их оформления в окружении одновременно нескольких сотрудников милиции (без разъяснения права на молчание, без предоставления адвоката) является достаточным подтверждением психического насилия, в контексте тяжелой душевной травмы в результате потери близких людей и обвинения в совершении особо тяжких преступлений.  

В соответствии с принципом презумпции невиновности, бремя доказывания того, что показания обвиняемых были даны ими по их собственной доброй воле, ложится на сторону обвинения (решение Европейского суда по делу «Кореба против Беларуси»). Критерий доказанности в этом случае, должен быть таким же, как в рамках обычного уголовного разбирательства – вне разумных сомнений. Если принуждение принимает форму пыток или жестокого обращения, право не быть принуждаемым к даче показаний против самого себя дополняется правилом, которое прямо запрещает принимать в качестве доказательств в суде заявления, полученные в результате противоправного обращения (за исключением судебных процессов в отношении лиц, подозреваемых в применении такого обращения). Этот запрет, помимо прочего, гарантирован статьёй 15 Конвенции против пыток и статьёй 7 Международного Пакта о гражданских и политических правах в толковании Комитета ООН по правам человека.

По заявлению о применении недозволенных методов ведения следствия не была проведена полная и объективная проверка в ближайшее, с момента его получения, проверка указанных обвиняемым обстоятельств и фактов психического и физического насилия, не установлен круг лиц, принимавших участие в допросах Подсудимый без протокола и оформления задержания. Значительно более поздняя прокурорская проверка носила формальный характер и ограничилась лишь поверхностным опросом двух сотрудников милиции (Бондаря и Удовицы).

В решении Европейского суда по делу «Кайя против Турции» зафиксирована обязанность государства осуществлять полное и эффективное расследование и указано о недопустимости утверждений, что формально выполненное следственное действие или его результаты, зафиксированные в протоколе, могут служить основой для какого-нибудь эффективного расследования «по холодным следам» или ж в действительности отвечать даже минимальным требованиям расследования очевидного дела, поскольку они оставили бы без ответа слишком много крайне важных вопросов.

По убеждению стороны потерпевшей, такая несвоевременность и неполнота проверки напрямую связана с тем, что прокурор района Певнев А.С. сам принимал непосредственное участие в незаконных допросах Подсудимый без оформления протокола (ст. 84 УПК Украины – здесь и далее имеется в виду УПК 1960 года), а в последующем – проводил дополнительный допрос Подсудимый в качестве обвиняемого (т. 3 л.д. 84-85), согласовывал представление об избрании меры пресечения, отчитался об «успешном» раскрытии двойного убийства перед вышестоящим руководством. Таким образом, личный интерес прокурора находился в явном конфликте со служебным интересом относительно объективной и своевременной проверки фактов нарушения закона сотрудниками милиции.

Суд же первой инстанции, очевидно руководствуясь презумпцией правоты прокурора в любых обстоятельствах, а не ст.ст. 3, 8, 19, 62 Конституции Украины,  сделал вывод о том, что раз прокурору было известно о следственных действиях, значит, действия органа досудебного следствия были правомерными (стр. 19 приговора).

Также суд первой инстанции, игнорируя указанные выше факты в их совокупности,  «критически отнесся» к доводам  о применении к Подсудимый недозволенных методов ведения следствия, основываясь на показаниях сотрудников милиции (стр.26-27 приговора). 

Фактические же обстоятельства дела состоят в том, что именно грубое и системное нарушение права на защиту, использованное для получения явки с повинной и незаконных обысков, сформировало основную базу доказательств обвинения.

2.2. Устойчивая практика нарушения права на защиту. По ходатайству представителя потерпевшей судом был допрошен свидетель Калинин А.Б., который в период события преступления был парнем погибшей Алены Жертва2ой, находился с ней в близких отношениях. Вечером накануне убийства он был в квартире жертв допоздна. Показания Калинина, среди прочего, важны описанными им обстоятельствами того, как именно  действовали  сотрудники милиции 14.11.2010 года.

Во время событий Калинин был несовершеннолетним. Утром в день убийства сотрудники милиции приехали к нему домой, без родителей забрали его из дома, отобрали мобильный телефон. Сначала отвезли к дому Алены, потом – в райотдел. Там держали около 4-х часов, отобрали отпечатки пальцев, допрашивали несколько раз без указания причин и без официального оформления задержания. И только гораздо позднее сообщили о причине задержания, разрешили позвонить отцу. Официальный допрос оформили также без участия родителей или педагога (т.1 л.д. 126).

Указанные факты свидетельствуют о сложившейся в указанный период времени системной практике грубого нарушения прав человека в Орджоникидзевском РО, об отсутствии должного надзора со стороны прокуратуры, об уверенности должностных лиц милиции в своей безнаказанности. Они являются еще одним  подтверждением правдивости показаний Подсудимый  о нарушениях закона, совершенных по отношению к нему.

В соответствии с ч. 3 ст. 62 Конституции Украины обвинение не может основываться на доказательствах, полученных незаконно, а также на предположениях.

Суд не сослался прямо на явку с повинной, как одно из доказательств вины Подсудимый (объяснение этому факту в приговоре отсутствует). Но в то же время признал в качестве допустимых доказательств обвинения результаты  обыска в квартире  подсудимого в период его незаконного лишения свободы и без санкции суда (т.1 л.д. 93-97), а также изъятые в ходе его производства вещи.

2.3. Незаконный обыск жилья. Судом первой инстанции предвзято, с обвинительным уклоном, с искажением норм материального и нарушением норм процессуального права, дана оценка «осмотру» квартиры №  131по ул. Улица2, 54 в г. Харькове, а также «дополнительному осмотру» места происшествия – квартиры по ул. Улица1, 322, кв. 13. Обоснованные заявления и доводы стороны защиты и стороны потерпевшей о незаконном характере «дополнительного» осмотра оставлены без правовой оценки суда.

Квартира по ул. Улица2, 54 является жильем Подсудимый. Эта квартира не была местом совершения преступления. Фактически (по содержанию и целям) имел место обыск жилья. При этом на момент обыска ни Подсудимый, ни его товарищ Резник Д.В. официально не подозревались в совершении преступления, поэтому не существовало законных поводов и оснований для такого обыска. В свете указанных обстоятельств правовая  оценка указанного «осмотра» должна была быть сделана судом на основании ст. 177 УПК Украины, а не ст. 190 УПК Украины.

Судом первой инстанции был проигнорирован факт незаконного лишения свободы Подсудимый в период «осмотра» его квартиры и было указано, что осмотр был проведен законно, так как в соответствии с ч. 5 ст. 190 УПК Украины он был проведен с согласия Подсудимый

Кроме того, прямо нарушая ч. 2 ст. 19 Конституции Украины, ст.ст. 102, 113, 114, 114-1 УПК Украины, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что следователь Кононов О.С., в производстве которого не находилось уголовное дело, который не получал письменных указаний о проведении следственных действий до возбуждения уголовного дела, который не был включен в следственно-оперативную группу (т.1 л.д. 3), мог проводить «осмотр» жилья Подсудимый, так как «УПК Украины в редакции 1960 года, не предусматривал прямого запрета провести осмотр места происшествия, до возбуждения уголовного дела, следователем, который не входит в следственно-оперативную группу» (стр. 19 приговора).

Сторона потерпевшей неоднократно обращала внимание суда на необходимость оценки фактов нарушения неприкосновенности жилища органом досудебного следствия в контексте ст. 30 Конституции Украины, ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод. Постановленный приговор с очевидностью свидетельствует об игнорировании судом первой инстанции указанных норм материального права и практики Европейского суда.

Так статья 30 Конституции Украины гарантирует неприкосновенность жилища: не допускается проникновение в жилище или иное владение лица, проведение в них осмотра или обыска иначе как по мотивированному решению суда.

Статья 8 пункт 2 Конвенции говорит о том, вмешательство в личную и семейную жизнь может иметь место только «в соответствии с законом»

«Вмешательство не будет нарушать статью 8 Конвенции, если оно будет осуществлено «в соответствии с законом». Любая конкретная мера наблюдения должна четко соответствовать требованиям и процедурным нормам, изложенным в самом законе» (дело «Класс и другие против Германии», п. 43).

«Выражение «в соответствии с законом» не только требует соблюдение национального права, но и касается качества этого права, требуя, чтобы оно не противоречило принципу верховенства права» (дело «Кривецкая и Кривецкий против Украины», п. 43).

В свою очередь «верховенство права предусматривает, что вмешательство органов исполнительной власти в права лиц должно подвергаться эффективному контролю, который, как правило,  должен осуществляться судебным органом, в крайнем случае как последней инстанцией, поскольку судебный контроль предоставляет наибольшие гарантии независимости, непредвзятости и осуществления надлежащего производства» (дело «Волохи против Украины», п. 49).

Чтобы не противоречить статье 8  Конвенции «вмешательство должно осуществляться «в соответствии с законом», иметь легитимную цель и быть необходимым в демократическом обществе для достижения такой цели» (дело  «Кривицкая и Кривицкий против Украины», п. 42; дело «Сильвер и другие против Объединенного Королевства», п. 84; дело «Кузнецов против Украины», п. 134; дело «Шалимов против Украины», п. 84; дело «Петра против Румынии», п. 36). 

В упомянутом выше решении от 07.11.2013 года  по делу «Белоусов против Украины»  Европейский суд, устанавливая нарушение ст. 8 Конвенции, прямо указал, что в условиях незаконного задержания, согласие заявителя на осмотр жилья было получено под принуждением. Цитата пунктов 106 – 107 решения Европейского суда в официальном переводе: «106. Суд також зауважує, що згідно з наявними документами вищезазначений дозвіл був підписаний заявником у другій половині дня 18 липня 2005 року. Як встановлено вище, впродовж цього строку заявник тримався під вартою у відділенні міліції, що не підтверджено документально, та був підданий жорстокому поводженню з боку міліції. Також вбачається, що заявника було доправлено для участі в огляді під щільним наглядом кількох працівників міліції, яких заявник вважав винними у жорстокому поводженні з ним, та що впродовж усієї процедури він залишався в наручниках (див. пункти 9-10, 17, 75 і 83). Отже, працівники міліції отримали дозвіл заявника на огляд його житла за обставин, в яких були відсутні процесуальні гарантії, що захищають його здатність висловлювати свою справжню думку. За цих обставин Суд вважає правдоподібним, що заявник відчував, що його примушують надати дозвіл, про який йдеться. Отже, цей оскаржуваний огляд не здійснювався на підставі справжнього дозволу заявника, а отже, умов для застосування статті 190 Кримінально-процесуального кодексу України 1960 року явно не було дотримано. Цього достатньо, щоб дійти висновку, що огляд працівниками міліції житла заявника 18 липня 2005 року не проводився згідно із законом».

 Таким образом, обыск жилья Подсудимый – квартиры № 131 по ул. Улица2, 54 в г. Харькове, был незаконным вмешательством в личную жизнь, нарушением неприкосновенности жилища. Письменное  «согласие» Подсудимый, полученное в условиях его незаконного лишения свободы, не может быть основанием для иного вывода суда. Судом не дана надлежащая правовая оценка и обстоятельствам самого получения такого «согласия» (т. 1 л.д. 92).

2.4. Незаконный обыск квартиры, где произошло событие преступления. «Дополнительный» осмотр места происшествия – квартиры № 13 по ул. Улица1, 322 также был незаконным. Суд первой инстанции не принял во внимание то, что после проведения первичного осмотра места происшествия квартира не была опечатана (т.1 л.д. 4-11). Потерпевшая, присутствовавшая в квартире во время ее первичного осмотра, показала суду, что следователь лично ей заявил, что с учетом снятия замков входной двери (т.1 л.д. 4-11), он обеспечит неприкосновенность жилья до того момента, пока будут установлены новые замки, путем постоянного присутствия сотрудников милиции для охраны квартиры. Будучи допрошенным в суде следователь Жаденов Ю.В. подтвердил, что оставлял сотрудников милиции («возможно на лестничной клетке») для охраны квартиры. Также показал суду, что лично  не контролировал осуществление охраны этой квартиры; поручение на проведение дополнительного «осмотра» он не давал. Следователь Подлужный А.А., являвшийся руководителем СОГ (т.1 л.д. 3), также заявил в суде, что к дополнительному «осмотру» никакого отношения не имел.  Однако около 19-ти часов вечера квартира была «осмотрена» группой сотрудников милиции без решения суда и без разрешения родственников погибших. В протоколе осмотра отсутствует указание оснований для осмотра квартиры без решения суда. Следователь Кальченко А.А., проводивший этот «осмотр», при допросе в суде сообщил, что инициатива осмотра принадлежала не ему, при этом он не смог указать, кто конкретно и с какой целью поручил ему проведение такого следственного действия, также не смог объяснить причину, по которой «осмотр» проводился без судебного решения. Допрошенный в суде оперативный сотрудник Бондарь Г.Г. подтвердил, что принимал непосредственное участие в данном следственном действии, однако, как и следователь Кальченко А.А., не смог объяснить, кто и с какой целью направил их на проведение «осмотра», а также тот факт, что данные о нем отсутствуют в протоколе следственного действия (т.1 л.д. 12-13).

Судом проигнорировано то, что допросами следователя Жаденова Ю.В., потерпевшей, фактами присутствия во время первичного осмотра множества лиц, не указанных в протоколе, бесконтрольного перемещения с места происшествия предметов (например, бриджей Жертва2. с деньгами в них, простыни и наволочки с постели Жертва1), отсутствием надлежащего оформления опечатывния квартиры после первичного осмотра, подтверждается, что место происшествия находилось в свободном, бесконтрольном доступе сотрудников милиции в течение всего дня 14.11.2010 года. При этом во время первичного осмотра из квартиры изымалось множество ножей, в том числе кухонный набор, в который входил нож, заявленный как орудие убийства.  Все указанное в совокупности дает разумные основания для выводов о высокой вероятности подмены и манипуляции с предметами на месте происшествия с целью фальсификации доказательств обвинения.

До начала проведения этого «дополнительного осмотра» (19-00 часов) не существовало каких-либо полученных в установленном порядке показаний Подсудимый, в которых он описал бы орудие убийства и указал место его нахождения. Этих данных нет в явке с повинной. Допрос Подсудимый в качестве подозреваемого был окончен только в 19-42 (т.3 л.д. 32-34). При этом в допросе Подсудимый не описывал никакой конкретный нож.

Учитывая указанные факты вывод суда о том, что дополнительный осмотр проведен с целью обнаружения и изъятия ножа, о котором указал Подсудимый в ходе допроса, явно противоречит фактическим обстоятельствам дела.

В то же время по своему фактическому содержанию и целям указанный дополнительный осмотр был на самом деле обыском жилого помещения, проведенным с грубыми нарушениями закона и не уполномоченными на то лицами.

Отклоняя наши доводы и результаты допроса сотрудников милиции, грубо нарушая ч. 2 ст. 19, ст. 30 Конституции Украины, ст.ст. 102, 113, 114, 114-1 УПК Украины, суд  первой инстанции суд указал: «статьями 190, 191 УПК Украины в редакции 1960 года, регламентируется порядок проведения осмотра места происшествия и не содержит прямого запрета на проведение несколько однотипных следственных действий» (стр. 19 приговора)

2.5. «Подставной» защитник, препятствование в осуществлении права на защиту. После получения в результате примененного насилия, явки с повинной, Подсудимый был предоставлен «защитник», присутствовавший при проведении последующих, уже «официальных» следственных действий с участием Подсудимый в Орджоникидзевском РО.

В суде Подсудимый категорично заявил, что адвокат был заодно с сотрудниками милиции, и реальной правовой помощи ему не предоставлял.

Стороной потерпевшей были предприняты действия для проверки данных о защитнике Кузнецове  Ю.А.. После этого было заявлено обоснованное ходатайство (поддержанное подсудимым) о приобщении документов и о допросе в суде адвоката Кузнецова Ю.А.. Ходатайство, в частности, основывалось на том, что ни один из следователей, допрошенных в суде (ни руководитель СОГ – Подлужный А.А., ни «первый» следователь в деле – Жаденов Ю.В.) не смогли объяснить, как именно - кто и в каком порядке - привлек Кузнецова Ю.А. для выполнения функций защитника Подсудимый Более того, оба следователя отвергают свою инициативу и причастность к решению о привлечении Кузнецова Ю.А. к участию в данном уголовном производстве в качестве защитника. В материалах уголовного дела отсутствуют документы о направлении Кузнецова Ю.А. адвокатским объединением для выполнения функций защитника по назначению в порядке, который действовал  в 2010 году. К участию в данном деле Кузнецов Ю.А. приступил всего через четыре месяца после получения адвокатского свидетельства, то есть, не имея необходимой адвокатской практики. Из ответа ГУ НП в Харьковской области от 04.04.2016 года следует,  что Кузнецов Ю.А. действительно в период 2005 – 2008 годов (то есть перед тем, как стал адвокатом) проходил службу в Орджоникидзевском РО ХГУ УМВД Украины в Харьковской области.

При указанных обстоятельствах достаточно обоснованным является предположение о наличии неформальных связей Кузнецова Ю.А. с бывшими коллегами по месту службы, о высокой вероятности участия Кузнецова Ю.А. в сговоре с бывшими коллегами из Орджоникидзевского РО в целях создания препятствий для получения Подсудимый реальной правовой помощи на первоначальном этапе его уголовного преследования.

В соответствии с судебной практикой Европейского суда по правам человека «право лица, обвиняемого в совершении преступления, на эффективную защиту адвокатом является одной из фундаментальных характеристик справедливого судебного разбирательства». Суд также постановил, что «если обвинительный приговор основывается на признательных показаниях, данных на допросе в полиции подозреваемым, которого лишили доступа к помощи адвоката с первого допроса в полиции, правам защиты наносится непоправимый ущерб» (дело «Салдуз против Турции», № 36391/02, п. 51). При этом право на эффективное участие в судебном разбирательстве в общем смысле включает не только право на присутствие, но также право на получение правовой помощи по мере необходимости (дело «Лагерблом  против Швеции», № 26891/95, п. 49; дело «Галстян против Армении», № 26986/03, п. 89).

Таким образом, один лишь факт присутствия адвоката, тем более при сомнительных обстоятельствах его привлечения к участию в деле, не подтверждает соблюдение прав Подсудимый на получение правовой помощи, а значит, суд, должен был  всесторонне исследовать указанные факты, установить, имел ли место факт нарушения права на защиту и дать оценку полученным стороной обвинения  доказательствам.

Ходатайство о допросе адвоката было отклонено без указания каких-либо мотивов. Судом первой инстанции не дана правовая оценка предоставленным стороной потерпевшей  документам, показаниям Подсудимый о действиях адвоката в сговоре с должностными лицами органа досудебного следствия, показаниям следователей в части обстоятельств привлечения защитника, хотя данные обстоятельства имеют существенное значение для установления факта препятствования со стороны должностных лиц в получении Подсудимый реальной правовой помощи в Орджоникидзевском РО, где были сформированы основные доказательства обвинения.

2.6. Грубые и системные нарушения права на защиту при проведении экспертиз. Судом первой инстанции оставлены без внимания и надлежащей правовой оценки факты системного нарушения права на защиту Подсудимый при назначении судебных экспертиз и получении их результатов.

Стороной потерпевшей  были предприняты действия для проверки заявления Подсудимый о том, что ни с какими документами следствия относительно назначения и результатов проведения судебных экспертиз он не знакомился, а множество бумаг было предоставлено ему следователем в конце следствия в один день для подписания без возможности ознакомления с их содержанием.

По нашему ходатайству в материалы уголовного дела был приобщен ответ начальника Харьковского СИЗО с предоставлением данных обо всех посещениях Подсудимый или его доставки в органы досудебного следствия за период с 22.11.2010 по 10.02.2011 года. Из сопоставления данных СИЗО и данных протоколов следователя об ознакомлении обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы и об ознакомлении обвиняемого с выводом судебной экспертизы видно, что практически 100 % указанных протоколов сфальсифицированы (заполнены «задним» числом), даты протоколов не совпадают с датами фактических контактов следователей с Подсудимый.

Без указания каких-либо законных оснований суд первой инстанции назвал данные несоответствия «ошибкой», которая «не является существенной и не влияет на доказательственную базу» (стр. 28-29 приговора). Такой вывод суда является очевидно не объективным, противоречащим положениям ст.ст. 3, 8, 19, 63 Конституции Украины, ст.ст. 2, 22, 114, 130, 196-197,  202  УПК Украины.   

Указанные обстоятельства являются крайне значимыми для оценки допустимости соответствующих доказательств, поскольку объекты экспертных исследований при их изъятии в местах обнаружения не описывались с участием понятых; опечатывались без указания в протоколах информации о виде упаковки и содержании бирок, либо вообще не опечатывались; до передачи эксперту не осматривались с участием понятых  и не приобщались к материалам дела в качестве вещественных доказательств. Сами постановления о назначении экспертиз содержат множественные противоречия и неточности, в том числе в отношении объектов экспертного исследования.

В совокупности указанные системные (не одноразовые) нарушения свидетельствуют о том, что в отношении предметов, ставших в последующем объектами экспертных исследований, не было обеспечено в установленном порядке исключение  доступа с целью каких-либо манипуляций с ними в процессе их движения в рамках дела, в том числе подмены или изменения характеристик. При наличии таких нарушений является разумно обоснованным сомнение в достоверности выводов всех экспертиз, проведенных с нарушением права на защиту, а равно в отношении объектов, идентификация и недоступность которых для незаконных манипуляций с ними не были обеспечены в установленном порядке.

2.7. Психологическая экспертиза видео. Суд безосновательно пришел к выводу о том, что выводы судебно-психологической экспертизы № 6666 от 30.09.2016 года указывают на добровольность признательных показаний Подсудимый

В действительности, будучи допрошенной в суде, эксперт подтвердила, что ее выводы касаются только того, что она видела в кадре, причем происходившего только в кабинете следователя (две минуты), но не на месте совершения преступления. В кадре никто на Сергея не давил и ему не угрожал (это видно и без экспертизы). Причины испытываемого Сергеем эмоционального напряжения и «неконгруэнтности вербальных и невербальных реакций», «зажатости», «скованности» эксперт не устанавливала, так как это не относится к предмету экспертизы. Что происходило с Сергеем до момента съемки видео или после, эксперта также не интересовало. Эксперт также был безразличен к тому, оригинальная ли видеозапись ей была предоставлена, поскольку это проблема – правовая - суда, назначившего экспертизу.

Учитывая изложенное ни по предмету исследования, ни по полноте исследования, указанная экспертиза не доказывает обстоятельств, на которые ссылается суд. Данная экспертиза в целом не может являться допустимым доказательством обвинения.

III.

О не устраненных противоречиях версии обвинения

Суд первой инстанции пришел к необоснованным выводам о доказанности существенных обстоятельств дела, включенных в фабулу обвинения. Противоречия в изложенной стороной обвинения версии событий преступления в ходе пятого судебного рассмотрения, как и в ходе предыдущих процессов, не были устранены. Более того, игнорируя  доводы стороны защиты и потерпевшей, суд таким противоречиям, в нескольких случаях, вообще  не дал правовой оценки в приговоре.

3.1. Время наступления смерти. Суд пришел к выводу о том, что Подсудимый совершил убийство матери и племянницы в 05-20 – 05-30 часов утра 14.11.2010 года. При этом из текста приговора неясно, на основании каких именно доказательств суд пришел к такому выводу при наличии значительных противоречий в материалах дела.

3.1.1. Так в судебно-медицинской экспертизе трупа Жертва2., которую проводил эксперт Мишин М.Ю. (т.4 л.д. 22-25) указано, что смерть жертвы наступила, возможно, 14.11. 2010 года в промежуток времени от 05 до 07 часов. При этом из описательной части заключения эксперта следует, что время наступления смерти определялось по результатам исследования трупных пятен, производившегося экспертом в 15-40 часов 14.11.2010 года. Экспертом указано, что трупные пятна восстанавливают свою окраску через 60 секунд (стр. 3 заключения). Будучи допрошенным в суде эксперт Мишин М.Ю. пояснил, что время восстановления окраски трупных пятен в течение 60-ти секунд может означать наступление смерти приблизительно за 10.-12 часов до времени исследования трупных пятен. При этом пояснил, что данная методика является очень неточной и «относительной», тем более, что труп был доставлен эксперту после того, как находился в холодильнике.

Эксперту был задан вопрос о том, что промежуток 10-12 часов, начиная  от 15-40 часов (время исследования трупных пятен) означает время наступления смерти в период от 03-40 часов до 5-40 часов утра 14.11.2010 года. На что эксперт сообщил, что он «видимо все-таки брал во внимание данные осмотра трупа на месте происшествия». При этом в тексте экспертного исследования отсутствуют данные о том, что эксперту был предоставлен протокол осмотра места происшествия. На соответствующий вопрос эксперт ответил, что не помнит, когда получил протокол и почему на него отсутствует указание в заключении.

Кроме прочего, сторона потерпевшей  обращала внимание суда на другие обоснованные сомнения в достоверности выводов эксперта Мишина М.Ю..  Так при допросе в суде эксперту был задан вопрос:  «При осмотре трупа на месте происшествия другим экспертом было указано: «труп на ощупь холодный...» Вы, осматривая труп спустя 7-8 часов после этого, указываете в своем заключении, что "труп на ощупь теплый...". Как можете объяснить это противоречие?» Ответ эксперта был следующим: «Нагрелся. А как я могу объяснить? Наверное, возили целый день, вот и нагрелся…». Медицинской наукой установлено, что нагревание трупа может произойти (и только на непродолжительное время)  в случае смерти от поражения электрическим током. В данном деле, труп был доставлен эксперту, по его утверждению спустя 10-12 часов после наступления смерти, часть этого времени находясь в холодильнике.

В действительности указанные несоответствия и неуместные «шутки» свидетельствуют о недобросовестности, если не халатности, эксперта. Эксперт пояснил, что 14.11.2010 года был выходным днем. В связи с двойным убийством их вызвали на работу утром. Они (эксперты) просидели целый день на работе в ожидании поступления трупов.

 Мы лишены возможности установить, чем именно занимались эксперты в ожидании трупов, но очевидным является то, что раздражение или другие негативные эмоции из-за потерянного выходного дня могли сказаться на качестве экспертной работы, которое вызывает обоснованные сомнения в достоверности выводов о времени наступления смерти, и не только об этом.

3.1.2. В судебно-медицинской экспертизе трупа Жертва1, которую проводила эксперт Яковцова Н.Ю. (т.4 л.д. 6-10) указано, что смерть жертвы могла наступить за 6-8 часов до проведения экспертизы трупа. При этом в тексте заключения не указано время начала проведения экспертизы. Однако указано время замера трупных пятен – 15-35 (стр. 3 заключения). Время восстановления окраски трупных пятен составило 36-40 секунд. Это время меньше времени восстановления трупных пятен на трупе Жертва2. (60 секунд), что среди прочего может свидетельствовать о более позднем времени наступления смерти  Жертва1, что, в свою очередь, может опровергать версию обвинения о последовательности убийств.

Будучи допрошенной в суде эксперт подтвердила, что временем начала экспертизы было 15-35 часов 14.11.2010 года. Время наступления смерти эксперт определяет от времени проведенного им осмотра трупа, то есть от 15-35 часов. Эксперт сразу указала, что ее данные о времени смерти являются «очень неточными».

Это действительно так, поскольку если следовать выводу эксперта, то смерть Жертва1 наступила в период с 07-35 часов до 09-35 часов, то есть уже после того, как на место происшествия прибыли сотрудники милиции.

По определению суда в заседании 23.05.2016 года при допросе эксперта Яковцовой Н.Ю. был объявлен перерыв, после которого эксперт определила время наступления смерти жертв по Таблице Ботезату в соответствии с данными первичного осмотра трупов на месте происшествия (т.1 л.д. 4-11).  В случае Жертва2 время наступления смерти было определено за 6,3 часа до момента осмотра (09-15 часов), то есть около 03-00 часов утра. В случае Жертва1 время наступления смерти было определено  за 5,1 часа до момента осмотра (09-25 часов утра), то есть около  04-20 часов утра.  Получив такие результаты эксперт снова сказала, что они очень относительные и зависят от многих факторов, также указала, что отсутствует возможность определить точно, смерть какой из жертв наступила раньше.

Мы обращали внимание суда на то, что в соответствии с Методическими рекомендациями «Определение давности наступления смерти» (Киев, 2012) давность наступления смерти  – это время, прошедшее с момента смерти человека до первого осмотра (обследования) трупа на месте его выявления или в морге. В соответствии с Правилами проведения судебно-медицинской экспертизы трупов (утверждены приказом Минздрава Украины от 17.01.1995 года № 6) проверка характера изменений трупных пятен должна производиться не менее 3-х раз (п.2.1.6 Правил).

При первичном осмотре трупов проверка трупных пятен проводилась только два раза. При проведении судебно-медицинских экспертиз трупов проверка проводилась один раз и имела сугубо формальный, символический характер.

Учитывая все указанные сведения о противоречиях и недостоверности выводов о времени наступления смерти, у суда первой инстанции  не существовало законных оснований для категоричного утверждения о времени 05-20, 05-30 часов утра как времени совершения убийств двух жертв и их последовательности. В то же время отсутствие достаточных данных, в результате нарушения методик осмотра трупов, исключило для суда возможность устранить указанные противоречия путем назначения повторных или дополнительных экспертиз.

3.2. Последовательность событий. Суд безосновательно пришел к выводу о доказанности того факта, что сначала была убита Жертва1, а затем Жертва2, а также того, что убийство совершалось одним человеком.  

Как указано выше, судебно-медицинским экспертом Яковцовой Н.Ю. был в судебном заседании дан категоричный ответ о невозможности достоверно установить, смерть какой из двух жертв наступила раньше.

По ходатайству защиты в суд вызывалась свидетель Маценко Н.С.. Однако ее явка так и не была обеспечена, в результате чего были оглашены показания, данные ею на досудебном следствии (т. 1 л.д. 185-186).  Квартира свидетеля Маценко Н.С. находится непосредственно под квартирой № 13, где произошло убийство (этажом ниже). Свидетель показала, что сначала услышала громкий детский визг, после чего голос Алены (Жертва2.): «Пожалуйста, не надо!». После этого свидетель услышала голос Валентины (Жертва1) и еще какой-то мужской голос. Дословно по тексту протокола: «Голоса их были спокойные и равномерные. О чем был разговор я не поняла» (стр. 4 приговора).

Потерпевшая, давая показания в суде, сообщила, что давно знакома с Маценко Н.С., так как много лет они были близкими соседями, и общалась с ней 14.11.2010 года. Со слов Потерпевшая, в доверительной беседе Маценко Н.С. сообщила ей, что знает, что убийство совершил не Сергей (подсудимый), но никакие показания давать не будет, так как опасается за свою жизнь. Кроме того, Маценко Н.С. говорила о том, что Алена (Жертва2.) кричала: «Не надо, не делайте этого!», что также можно расценить как обращение к группе людей, а не к одному человеку.

Суд первой инстанции не дал правовую оценку приведенным противоречиям, а постановил приговор, руководствуясь предположениями.

3.3.  Расположение трупа Жертва1 Защита неоднократно обращала внимание суда на то обстоятельство, что версия обвинения, построенная на признательных показаниях Подсудимый о том, что при получении ударов ножом  мать (Жертва1) сначала находилась в положении стоя, потом упала на правый бок, опровергается экспертными выводами и является недоказанной. Именно в положении лежа на правом боку был зафиксирован труп Жертва1 при первичном осмотре места происшествия (т.1 л.д. 4-11). И именно поэтому при самооговоре, под принуждением сотрудников милиции, Подсудимый говорил о падении тела жертвы на правый бок.

Гораздо позднее, после данных признательных показаний, заключением судебно-криминалистической экспертизы № 2-МК от 02.02.2011 года (т.4 л.д. 49-53) было установлено, что «потеки на сорочке, отходящие преимущественно от колото-резанных повреждений в направлении сверху-вниз и справа-налево могут свидетельствовать  о стекании значительного количества жидкой крови с кровоточащих ран, когда тело потерпевшей находилось какое-то время в вертикальном положении, а затем лежа на левом боку».

Несмотря на неоднократно поставленные акценты стороной защиты на этом противоречии, в том числе при допросе судебно-медицинских экспертов, суд первой инстанции не дал правовой оценки данному противоречию.

По-нашему убеждению, такая «глухота» суда к доводам защиты не является случайной, поскольку в противном случае потребовалось бы признать, что Подсудимый в момент дачи признательных показаний не знал действительных обстоятельств происшедшего и говорил то, что ему «порекомендовали» сотрудники милиции на основании увиденной ими на месте происшествия обстановки.

3.4. Обильные следы крови на простыне и подушке. На фото с места происшествия (т.1 л.д. 17) видно, что в комнате, где на полу были обнаружены трупы, справа от входа в комнату, находится диван с заправленной постелью. Простынь и подушка в наволочке обильно пропитаны кровью. В то же время в протоколе осмотра места происшествия (составил следователь Жаденов Ю.В.) отсутствует описание данных предметов, а также отсутствует схема места преступления или хотя бы схема расположения трупов с указанием мест обильных следов крови и других следов/предметов, имеющих отношение к событию преступления.

В протоколе осмотра места происшествия (т.1 л.д. 4-11) отсутствуют данные о том, что в ходе его проведения изымались простынь и наволочка. Однако неизвестным образом они попали от следователя Макаровой И.Г. к эксперту для проведения экспертизы № 785-И/10 от 10.12.2010 года (т. 2 л.д.184-186), как изъятые с места происшествия. Согласно выводов экспертизы не исключается происхождение крови на указанных предметах от Жертва1.

Версия обвинения, подтвержденная судом первой инстанции и состоящая в том, что обеим жертвам наносились удары ножом в их положении стоя, а затем в их положении лежа на полу, никак не объясняет наличие обильных следов крови, предположительно Жертва1, на постели, которая расположена значительно выше уровня пола, в стороне от места нахождения трупов. Обильная кровь свидетельствует о том, что ее след на постели образовался в результате интенсивного кровоизлияния из тела, находившегося какое-то время на этой постели, а не в результате, например, брызг крови из ран находившегося в вертикальном положении тела. Признательные показания Подсудимый полностью соответствуют версии обвинения и противоречат факту наличия указанных обильных следов крови на простыне и наволочке.

Несмотря на неоднократно поставленные акценты стороной защиты на этом противоречии, при исследовании материалов дела и при допросе свидетелей, суд первой инстанции не дал в приговоре правовой оценки данному противоречию.

3.6. Два вида колото-резаных повреждений. Два орудия преступления. Сторона защиты и сторона потерпевшей  неоднократно, в том числе при заявлении ходатайств о допросе экспертов, обращали внимание суда на существование разумных оснований для утверждения об использовании преступниками двух различных колюще-режущих предметов (различные характеристики колото-резаных повреждений  на одежде  каждой из жертв, наличие вкраплений посторонних металлов на ране только одной из жертв). 

Так в соответствии с заключением судебно-криминалистической экспертизы № 1-МК от 02.02.2011 года (т. 4 л.д. 42-46) колото-резанные повреждения на ночной сорочке Жертва1 образовались «в результате многократных воздействий остроконечного, двусторонне-острого, плоского, типа клинка ножа».

В соответствии с заключением судебно-криминалистической экспертизы № 3-МК от 02.02.2011 года (т.4 л.д. 58-61) колото-резанные повреждения на майке Жертва2. «образовались от многократного действия острого предмета, обладающего колюще-режущими свойствами типа клинка ножа, который был односторонне-острый, остроконечный и имел обушок с четким «П»-образным сечением». Кроме того, указано, что «одно из колото-резаных повреждений, расположенное в среднем отделе в проекции средней линии, с раздвоенными концами с двух сторон, где верхние – остроугольные, а нижние – «П» - образные, что свидетельствует о двукратном воздействии колюще-режущего  в одну и ту же область».

На протяжении длительного времени явка в суд экспертов, выполнявших указанные  заключения, для допроса по ходатайству защиты не была обеспечена. Вместо этого, в качестве специалистов, были допрошены заведующий отделением судебной криминалистики ХОБСМЭ Репа В.В., старший эксперт-криминалист Харьковского НИЭКЦ Шевченко С.Н., которые, кроме прочего, предоставили суду устные разъяснения в области специальных знаний – криминалистики, а именно относительно характеристик колюще-режущих предметов и оставляемых ими повреждений. Кроме этого, в суде также был допрошен главный судебный эксперт Харьковского НИЭКЦ Лавриненко А.В., которому задавались аналогичные вопросы.

Все указанные специалисты подробно отвечали на вопросы суда о свойствах ножей и характеристиках колюще-режущих повреждений. Из пояснений специалистов суду было достоверно известно, что односторонне-острый нож – это нож с клинком, имеющим только одну режущую сторону, другая сторона клинка является тупой и имеет в сечении различные формы («П»-образную, овальную, пр.). В отличие от предыдущего, двусторонне-острый нож – это нож с клинком, имеющим обе режущие стороны. Оба вида ножей оставляют повреждения (и раны) веретено-образной формы, но в первом случае только один край повреждения (раны) является острым (остроугольным), а во втором случае – оба края повреждения являются острыми.

Исходя из указанных характеристик ножей и оставляемых ими повреждений, разумно-обоснованным является вывод о том, что повреждения на одежде разных жертв могли быть нанесены разными видами колюще-режущих предметов (ножей). При этом выводы указанных экспертиз в части того, что образование повреждений и в том и в другом случае «не исключается» от предоставленного экспертам односторонне-острого ножа с «П»-образным обушком не являются научно обоснованными, а потому не являются  достоверными.

Судебно-медицинские экспертизы обоих трупов в части фиксации  и описания ран являются неполными, не соответствуют требованиям Правил проведения судебно-медицинской экспертизы (исследований) трупов в бюро судебно-медицинской экспертизы. Фотофиксация каждой раны в отдельности и их детальное описание в экспертных заключениях отсутствуют, что исключает возможность установить действительные, более точные, характеристики ран на телах жертв путем проведения дополнительных или повторных экспертиз.

Мы обращали внимание суда на то, что в обвинительном заключении от 10.02.2011 года (т.4 л.д. 123-144) прямо указано, что вина Подсудимый доказана «проведением судебных экспертиз, подтверждающих, что именно этим ножом были убиты потерпевшие» (стр. 4 обвинительного заключения). Однако в материалах дела нет ни одного экспертного заключения с таким выводом. Не подтвержденное ссылкой на соответствующие доказательства утверждение обвинения является грубым нарушением права на защиту. При этом все допрошенные в суде эксперты-криминалисты, а также судебно-медицинские эксперты категорично заявили, что по характеру повреждения (раны) идентифицировать конкретный бытовой нож в качестве именно того орудия, от действия которого образовалось повреждение (рана) невозможно. Последнее утверждение подтверждается и широкой научно-методической литературой.

Пытаясь «преодолеть» поставленную защитой проблему обвинитель пыталась выяснить у экспертов, возможно ли, чтобы повреждение (рана) с двумя острыми концами  образовалась от двукратного попадания клинка односторонне-острого ножа (с поворотом ножа на 180 градусов вдоль оси) в одно и то же место. В частности допрошенному в суде эксперту, заведующему лабораторией ХОБСМЭ Репе В.В. обвинитель буквально задала следующий вопрос: «А если односторонне острым ножом нанести удар, потом вынуть нож из раны, повернуть его на 180 градусов и снова нанести удар точно в ту же рану, тогда рана могла бы выглядеть так, как рана от удара двусторонне острым ножом?» Допрашиваемый сначала откровенно не понял вопрос. Потом, после повторения вопроса прокурором, преодолев закономерную иронию, ответил: «В соответствии с теорией вероятностей все возможно, и то, о чем вы спрашиваете тоже. Но вероятность такого варианта событий – ноль целых одна многомилионная процента».

Игнорируя перечисленные нарушения и противоречия, суд первой инстанции (стр. 26 приговора) указал: «суд критически оценивает доводы защиты о наличии разных ран на теле потерпевших, что свидетельствует, по их мнению, о наличии другого ножа, поскольку они опровергаются заключением судебно-медицинской экспертизы № 3-МК от 02.02.2011 года, согласно выводов которой, при экспертизе представленной одежды Жертва2., а именно: на майке, в том числе, обнаружено одно из колото-резанных повреждений, расположенное в среднем отделе в проекции срединной линии, с раздвоенными концами с двух сторон, где верхние остроугольные, а нижние – «П»-образные, что свидетельствует о двукратном воздействии колюще-режущего предмета в одну и туже область».

Во-первых, суд последовал версии обвинителя, игнорируя теорию вероятностей, то есть, выстраивая антинаучную гипотезу.

Во-вторых, экспертиза № 3-МК не имеет никакого отношения к выводу о колото-резанных повреждениях на ночной сорочке Жертва1, которые образовались «в результате многократных воздействий остроконечного, двусторонне-острого, плоского, типа клинка ножа» (это вывод экспертизы № 1-МК). В то время как экспертиза № 3-МК говорит о колото-резанных повреждениях на майке Жертва2., возникших в результате действия односторонне-острого ножа. Цитата, приведенная судом, не имеет  никакого отношения к указанному противоречию обвинения и не снимает его.

В-третьих, цитируемый судом вывод не подтверждает антинаучную гипотезу прокурора, поскольку в данном случае: а) нож не переворачивался на 180 градусов вокруг оси (острые края  повреждения только вверху, тупые – только внизу); б) нож не попадал точно в одну и туже рану, но в одну и туже «область», что является более вероятным без вращения ножа вокруг оси между нанесением ударов.

Для опровержения выводов экспертизы № 429-МК (т.4 л.д. 27) о следах посторонних металлов на кожном лоскуте от трупа Жертва2. суд посчитал достаточным заявление эксперта Мишина М.Ю., что в его экспертизе содержится цитата, «некорректно написанная фраза». При этом эксперт Лаврик В.А. в суде допрошен не был, выводы его экспертизы (№ 429-МК) не опровергнуты.

3.7. Отсутствие обильных следов крови на теле и одежде Подсудимый По версии обвинения, безосновательно подтвержденной судом первой инстанции, Подсудимый в 5-20 – 5-30 часов утра совершил двойное убийство. В 7-06 часов утра поступил звонок в милицию, сделанный Резником Д.А. из квартиры, где произошло убийство, куда он прибыл вместе с Подсудимый (т.1 л.д. 2).  Таким образом, Подсудимый за 1,5 часа после совершения убийства, должен был:

1) отмыться от крови жертв так, чтобы ее не осталось даже в подногтевом содержимом (т.2 л.д. 159-163), что сделать простым мытьем рук под краном невозможно;

2) избавиться от носков (обуви) и одежды с обильными следами крови жертв так, чтобы они не были найдены с использованием служебных собак (т.1 л.д. 23-24);

3) зайти к Резнику Д.В. на ул. Улица3ую, 85, кв. 20 с просьбой о помощи (по кратчайшему маршруту занимает около 20 минут пути);

4 подождать, пока Резник Д.В. спросонья соберется;

5) покурить с Резником Д.В. у подъезда его дома (см. стр. 3 приговора – показания Резника Д.В.);

6) зайти с Резником Д.В. к себе домой на ул. Улица2, 54  (5 минут пути);

7) вернуться с Резником Д.В. в квартиру, где было совершено убийство, часть пути скоротав на автомобиле знакомого.

В исследованных судом доказательствах нет никаких объективных данных о том, что все перечисленное, с учетом пунктов 1) и 2), да еще и «сильно пьяный» (см. показания Резника Д.В., изложенные на стр. 6 обвинительного заключения) Подсудимый мог успеть проделать физически. Кроме того, в случае действительно добровольной явки с повинной, первое, что должны были бы выяснить под протокол сотрудники милиции, и что должен был бы рассказать Подсудимый, это описать орудие преступления, место, куда он его дел и место, куда дел свои окровавленные вещи. Однако ничего такого при явке с повинной не было.

По поводу утверждения о неизбежности наличия обильных следов крови на теле и одежде Подсудимый в случае, если именно он совершал убийство.

Обеими судебно-медицинскими экспертизами трупов было установлено, что смерть жертв наступала при острой кровопотере. У обеих жертв были перерезаны шейные артерии. Судмедэксперты подтвердили при допросе в суде, что при таких ранах кровь жертв должна была фонтанировать.

При таких обстоятельствах нападающий объективно  не мог «отделаться» лишь несколькими  пятнами на джинсах.

3.8. Мотив совершения преступления. Судом безосновательно подтверждена версия обвинения о том, что убийство было совершено на почве личных неприязненных отношений. В исследованных судом доказательствах отсутствуют объективные данные о существовании признаков, причинах и обстоятельствах такого рода неприязненных отношений между сыном и матерью, племянницей и дядей. Указание на этот мотив присутствует только в показаниях самого Подсудимый, данных им под принуждением в условиях нахождения под полным контролем сотрудников Орджоникидзевского РО. На первом же допросе у следователя, состоявшемся после выведения Подсудимый из-под этого контроля, он отказался от данных ранее показаний.

В то же время, всеми свидетелями, близко знавшими семью Подсудимый и непосредственно допрошенными в суде даются характеристики, прямо противоположные данной версии мотива совершения преступления.

Допрошенная свидетель Дымова О.С. с погибшей Жертва2. на момент случившейся трагедии были лучшими подругами, проводили вместе большую часть суток, если не лично, то «в телефоне». Накануне трагедии девушки  общались по телефону до 2-х часов ночи. Свидетель показала, что никаких проблем, конфликтов или врагов у Алены не было. Настроение у нее было нормальное. О конфликтах между Сергеем и бабушкой ей тоже ничего не известно: «обычный мужчина, обычная семья». В приговоре суда не отражена другая часть показаний свидетеля о том, что с дядей – Подсудимый – отношения у Алены были очень хорошие. Приводила пример, что часто Сергей ходил в школу по вызову учителей вместо бабушки. Или такой пример: «если Алена прогуливала уроки, классный руководитель звонила бабушке, бабушка – Сергею, а Сергей – Алене, чтобы та прекращала глупить и возвращалась в школу».  Слухи о том, что Алена когда-то была избита Сергеем и даже не пошла в школу 1-го сентября,  назвала вымыслом.

Потерпевшая показала, что  в семье Подсудимый определяющую роль играли женщины, в первую очередь – мать Жертва1 Это она могла «приложить руку» к Сергею. Последний же ни разу не был замечен в том, чтобы поднял руку на мать или сестру. В то же время, свидетель приводила пример, когда сестра Сергея могла надавать ему тумаков, не получая ответной реакции.

3.9. Действительная причина совершения преступления. Досудебным следствием изначально следствие проводилось односторонне. Никакие другие версии, кроме избранной в первый же день и направленной в суд с обвинительным заключением, не рассматривались. При допросе в суде следователи прямо заявляли, что не было необходимости проверять другие версии, так как имелась явка с повинной. Стороной потерпевшей были предоставлены суду исчерпывающие данные, полученные в установленном законом порядке, о наличии больших денежных средств у погибшей Жертва1, в том числе в квартире, где произошло убийство.

Суду были предоставлены доказательства о том, что в период 2006-2010 годов погибшей Жертва1 было открыто 13 банковских счетов, общий оборот средств по которым превысил 1,3 млн гривен. Общий остаток средств на депозитных счетах на момент смерти превышал 300.000,00 гривен, что в валютном эквиваленте по официальному курсу НБУ составляло около 40 тысяч долларов США. При этом из данных банковских выписок видно, что только в 2010 году Жертва1 сняла со счета наличными 65 тыс. грн. (в валютном эквиваленте -  около 8,2 тыс. дол. США), из них 35 тыс. грн. (в валютном эквиваленте - около 4,4 тыс. дол. США) были сняты ею в период за 5-3 недели до события преступления. В тоже время при допросе Подсудимый С.В, Дымовой О.С. установлено, что никаких крупных покупок в этот период не совершалось.

Разумно обоснованным допущением, при наличии указанных фактов, является то, что в квартире жертв в момент произошедшей трагедии, должны были находиться банковские документы (депозитные договора и пр.), а также значительные (крупные) суммы денежных средств. Однако, ни в ходе осмотра места происшествия, ни дома у Подсудимый, ни дома у Резника Д.В. они не были обнаружены.

Очевидно, что целью преступников были денежные средства и банковские документы, которые исчезли с места преступления.

В пользу этой версии говорит и факт обнаружения спрятанными в отвороте бриджей Жертва2. крупной денежной суммы (т. 2 л.д. 43; т. 4 л.д. 69-70). При том, что свидетель Дымова О.С. показала при допросе в суде, что бабушка (Жертва1) не баловала внучку деньгами, и для Алены было непростой задачей выпросить у нее деньги даже на незначительные расходы.

Мы обращали внимание суда и на другое существенное обстоятельство – совпадение, которое трудно назвать случайным.

В случае смерти Жертва1 наследницей двух трехкомнатных квартир (точнее 1 целой и 2/3 другой – где жил Подсудимый), а также более 300 тысяч гривен денег на депозитных счетах являлась бы погибшая Жертва2. Если бы Жертва2. умерла не в один день с бабушкой, а хотя бы на следующий день, то в силу наследственной трансмиссии, все унаследовали бы родные сестры погибшей девочки по отцу – племянницы потерпевшей. И только в случае, если Жертва2. умирает в один день с бабушкой, наследственная трансмиссия не наступает, и все наследует Подсудимый. Но в случае, если Подсудимый признают виновным в совершении убийства, он отстраняется от наследства, и все наследует дальняя родственница – Смирнова Н.А.. Но Смирнова Н.А. ничего не знает об этом, зато знает ее дочь – Кристина Дмитриева, которая находится в близких отношениях с неоднократно-судимым  соседом Подсудимый – Виталием Кривцовым.   

По странному стечению обстоятельств именно Кристина Дмитриева организовала на месте совершения убийства поминки (при наличии запрета следователя на доступ в квартиру, в ходе подготовки которых были уничтожены все следы преступления. Именно Кристина Дмитриева поспешила удалить из социальных сетей страничку Жертва2. (из показаний Дымовой О.С.).

По странному стечению обстоятельств именно Виталий Кривцов был тем человеком, который  в компании с еще одним гражданином «уголовной наружности», следил за Потерпевшая., как в суде, так и вне суда в течение всего первого процесса. А после того, как Потерпевшая начала говорить об этом и об опасениях за свою жизнь в суде – он перестал появляться.

Обращает на себя внимание и письмо, якобы написанное потерпевшей Смирновой Н.А. и поступившее в суд прямо к окончанию данного судебного процесса и оглашенное в судебном заседании 08.12.2016 года, в котором указывается, что она «внимательно следит» за ходом судебного процесса. При этом Смирнова Н.С. живет в неблизкой глубинке  Российской Федерации, не принимала участия ни в одном из заседаний данного процесса, не имеет своего представителя в процессе.

Судом апелляционной инстанции при отмене приговора давалось указание на необходимость проверки версии совершения преступления другими лицами по корыстному мотиву. Очевидно, что такое указание носило скорее предписание дать надлежащую оценку имеющимся в деле доказательствам и сделать обоснованный вывод о наличии разумных сомнений в доказанности предложенной обвинением версии. Поскольку проверка другой версии совершения преступления требует проведения полноценного следствия, в том числе с использованием оперативно-технических, розыскных мероприятий, что в суде осуществить невозможно.

Суд первой инстанции оставил без внимания все указанные факты, не дал им никакой правовой оценки. Совершенно формально ограничился судебным поручением о заочном допросе лиц и указал, что «доказательств причастности иных лиц к совершению преступления не добыто» (стр. 25 приговора).

Также совершенно формально было указано (та же страница приговора), что «материалы дела не содержат доказательств того, что какие-либо лица в ту ночь имели намерения и проникали в квартиру, где произошло убийство». Но откуда должны были взяться доказательства, если следствие в данном направлении вообще не проводилось. Именно поэтому, совершенно «случайно», эксперту Шимко А.И. из множества им же изъятых с места происшествия отпечатков следов рук «удалось» признать пригодными для идентификации только следы Подсудимый, а все другие следы оказались не пригодными для идентификации (т.2 л.д. 91-95).

IV.

О нарушении презумпции невиновности и конституционных гарантий защиты от произвола государственных органов и должностных лиц

4.1. Узаконение судом произвола государственных органов и должностных лиц, фальсификации материалов уголовного обвинения, искажение норм материального права, отказ или ограничения в исследовании доказательств, нарушение принципа равенства участников судебного процесса.

4.1.1. Статус эксперта Шимко А.И., достоверность выводов произведенных им  экспертиз.

Шимко А.А. принимал участие в проведении первичного осмотра места происшествия в качестве специалиста, проводил экспертизы по ножам и следам рук, изъятым с места происшествия. Шимко А.И. подписывал материалы фотофиксации в следственных действиях, участия в которых не принимал. Материалы фотофиксации, иготовленные Шимко А.И. не соответствовали требованиям судебной фотографии, их содержание во многих случаях не возможно  установить. Произведенные Шимко А.И. экспертизы изобилуют нарушениями, противоречиями, неточностью и неполнотой. Шимко А.И. был уволен в 2011 году и не был допрошен ни на одном из процессов, хотя требование о его допросе в суде ставилось защитой изначально.

Отвергая доводы участников процесса об отсутствии у Шимко А.И. права на проведение судебно-криминалистических экспертиз в 2010 году в связи с тем, что он не был включен в Реестр судебных экспертов, суд сослался на письма с информацией о нахождении данного лица в штате, о занимаемой им должности, то есть на документы, которые не опровергают того факта, что данное лицо не было включено в реестр судебных экспертов. В то же время суд указал, что норма ч. 2 ст. 9 Закона Украины «О судебной экспертизе», в редакции на время проведения экспертиз, не носила обязательный характер (стр. 15-16 приговора).

В действительности редакция ч. 2 ст. 9 указанного закона является неизменной с 2004 года по настоящее время. Норма статьи предусматривает, что орган или лицо, назначившие экспертизу, могут поручить ее проведение тем судебным экспертам, которые внесены в государственный Реестр аттестованных судебных экспертов.  В контексте ч. 2 ст. 19 Конституции Украины, а также на основании законов формальной логики, нельзя сделать иной вывод, кроме того, что орган или лицо, назначившие экспертизу, не могут поручить ее проведение  тем судебным экспертам, которые не внесены в Реестр.

Только лишь по указанному основанию выводы всех экспертиз Шимко А.И. не являются достоверными, и не могут быть использованы в качестве допустимых  доказательств уголовного обвинения.

4.1.2. Допустимость ножа как вещественного доказательства. По результатам ознакомления с заключением эксперта № 278х от 24.11.2016 года нами было подано письменное заявление о недопустимости ножа в качестве вещественного доказательства. Мы указали, что имеющиеся в наличии противоречия в описании характеристик ножа, грубые нарушения  при оформлении его изъятия и приобщения к материалам дела до проведения судебных экспертиз с ним (нож был изъят в ходе незаконного следственного действия, проведенного неуполномоченными лицами; фототаблица, на которой был изображен нож при изъятии, по неизвестным причинам подписана Шимко А.А., а не тем специалистом, который принимал участие в «дополнительном осмотре»;  при изъятии с участием понятых нож не был осмотрен и описан; упаковка, в которую нож был помещен при изъятии, также не была описана; до передачи на экспертизу нож не был приобщен к материалам уголовного дела, осмотрен и описан) не дают суду законных оснований для выводов о том, что в различных документах досудебного следствия фигурировал один и тот же нож с одними и теми же характеристиками. Об определенном  визуальном сходстве можно говорить  только по фототаблице, незаконно оформленной Шимко А.И., осмотренному в судебном заседании и исследованному в экспертизе № 278х ножу. В других экспертизах, проведенных не Шимко А.И., фото ножа отсутствует. При этом «визуальное сходство» не гарантирует отсутствие фактов незаконного изменения характеристик ножа (целостности конструкции, угла изгиба, следовой информации на ноже) в условиях его ненадлежащей фиксации при изъятии и дальнейшем «движении» по делу.

Находясь в противоречии с фактическими обстоятельствами дела, искажая их, действуя в направлении противоположном принципу презумпции невиновности, суд  первой инстанции пришел к выводу о том, что «в суде не добыто доказательств, что в процессе движения объекта – «нож» на протяжении досудебного следствия имеются нарушения в порядке фиксации его характеристик» (стр. 22 приговора).

Комментируя очевидное несоответствие (участие в следственном действии одного специалиста, а подписание приложения к протоколу другим специалистом, который в нем участия не принимал), заведомо нарушая ст. 19 Конституции Украины, ст.ст. 84, 85 УПК Украины, суд первой инстанции указал: «составление всего иллюстрационного материала к двум осмотрам места происшествия именно специалистом Шимко А.И. не противоречит законодательству» (стр. 18 приговора).

4.1.3. След пальца руки на ноже. Отвергая заявления и доводы  участников процесса о  наличии признаков фальсификации следа пальца руки на ноже, суд первой инстанции пришел к логически непонятному выводу о том, что «наличие отпечатка пальца на объекте это результат дактилоскопической экспертизы» (стр. 14 приговора).

Ссылаясь на показания допрошенного в суде в качестве специалиста эксперта Шевченко С.Н., суд первой инстанции указал, что «ни дактилоскопическая, ни трасологическая экспертиза на вопрос о переносе пальца руки, обнаруженном на ноже, о следах характерных для его переноса с другой поверхности на поверхность ножа, дать ответ не могут». При этом суд проигнорировал другую важную информацию, данную указанным специалистом.

Так эксперт Шевченко С.Н., практически подтверждая доводы защиты и наши, при допросе в суде показал:

1) при переносе следа на липкой ленте могут быть пузырьки воздуха под ней;

2) ввиду низкого качества фотографии в материалах экспертизы нельзя идентифицировать «полоску» липкой ленты;

3) черные точки на фото следа на ноже – это следы магнитного порошка, а белые точки – «это могло быть все что угодно». Фото места следа пальца должно было быть сделано крупным планом до обработки магнитным порошком и после обработки. В экспертизе Шимко А.И. этого нет. Липкая лента должна быть упакована отдельно. В тексте (экспертизы) указано о липкой ленте, но не указано, куда она (лента) потом делась, в материалах экспертизы ее нет. А она должна была быть наклеена на лист белой бумаги и приложена к материалам экспертизы. Это делается для того, чтоб можно было проверить, что эксперт «ничего не придумал»…

4) в экспертизе Шимко А.И. отпечаток на ноже не полный – только центральная часть пальца. При этом масштаб сильно изменен, а должен был бы быть одинаковым. В связи с тем, что отпечаток неполный,  нельзя понять с какого объекта он снят (он мог быть и на круглом объекте (например, бутылке), и на плоском). 

Также эксперт Шевченко С.Н. подтвердил нарушения при оформлении изъятия ножа:

1) в протоколе осмотра, когда изымался нож, должна была быть описана упаковка, в которую был помещен  изъятый нож – этого нет;

2) при проведении экспертизы сначала обязательно описывается упаковка, потом объект.  В экспертизе Шимко А.И. вообще нет описания: ни бирки, ни коробки, в которую он был помещен. На фото бирки ничего не видно. Это - нарушение однозначно.

3) эксперт Шимко А.И. не имел права писать в заключении, что «Подсудимый совершил убийство».

4) в разных заключениях Шимко А.И. использованы разные печати НИЭКЦ – «010», «011», «НДЕКЦ» - этому нет объяснения, так как за каждым экспертом закреплена одна печать.

5) если эксперт принимал участие в следственном действии, то он несет персональную ответственность за результаты фотофиксации, видеофиксации, поэтому оформлять эти результаты другой эксперт не имеет права.

4.1.4. Несоответствие в количестве и обстоятельствах осмотров места происшествия. Отказ в допросе специалистов. Стороной потерпевшей заявлялось письменное ходатайство о допросе специалистов, принимавших участие в проведении осмотров 14.11.2010 года. При этом ходатайство основывалось на нижеследующем. Из материалов уголовного дела следует, что в жилом помещении по месту совершения убийства (ул. Улица1, 322, кв.13) в первоначальный период расследования проводились такие действия:

14.11.2010, с 08-30 до 15-00 – осмотр места происшествия, проводил следователь Жаденов Ю.В., (т. 1 л.д. 4-11), фотосъемка на камеру Кодак, видеосъемка камерой Кэнон (ни модель камеры, ни материальный носитель видеозаписи не указаны);

14.11.2010,  с 19-00 до 20-25 – дополнительный осмотр места происшествия, проводил следователь Кальченко А.А. (т.1 л.д.12-14), фотосъемка на камеру Кодак СХ 7530, видеосъемка на видеокамеру Кэнон МW-890);

15.11.2010, с 12-00 до 15-00 – осмотр места происшествия, проводил следователь Малшенко Ю.Б. (т. 3 л.д. 49-65), фотосъемка на камеру Кодак СХ 7530, видеосъемка не производилась;

15.11.2010, с 16-05 до 17-05 – воспроизведение обстановки и обстоятельств события преступления, проводил следователь Подлужный А.А. (т.3 л.д. 66-68), в протоколе указано о проведении видеосъемки, но тип и модель видеокамеры, а также материальный носитель видеозаписи не указаны. Не указаны тип и модель видеокамеры и в протоколе ознакомления с фактическими результатами технического документирования.

Кроме того, следователь Макарова И.Г. в своем письменном обращении (т. 3 л.д. 142) на имя начальника НИЭКЦ от 07.12.2010 года (то есть спустя три недели после проведения следственных действий) указывает, что по адресу г. Харьков, ул. Улица1, 322, кв. 13 в течение дня 14.11.2010 года производились четыре осмотра места происшествия. В них принимали участие специалисты НИЭКЦ при ГУМВД Украины в Харьковской области Шимко А.И., Чернонос Д.В., Мусиенко Е.П., Голомесюк Е.А.

 В материалах дела, как указано выше, присутствуют только два протокола осмотра места происшествия от 14.11.2010 года по указанному адресу.

Суд в удовлетворении ходатайства отказал, сославшись на его необоснованность.

При этом допрошенная в суде следователь Макарова И.Г. не смогла объяснить причину  разницы в количестве осмотров и предположила, что возможно это была ошибка.

Спустя пять лет процессов суд признал очевидный факт, что приобщенные к материалам дела диски CD (т. 4 л.д. 73-74) не являются оригинальными носителями записи. В этой части отпала необходимость в допросе специалистов. Но кроме этого, будучи допрошенными в суде в ходе предыдущих процессов, специалисты указывали и другие важные данные, которые данная судебная коллегия без указания мотивов отказалась исследовать непосредственно.

В частности ранее специалисты показывали в суде, что никто из них персонально не изготавливал материалы фото и видео фиксации тех следственных действий, в которых они принимали участие. Техника с носителями записей передавалась всеми ими эксперту Шимко А.И. без какого-либо документального оформления. Некоторые специалисты, в частности Голомесюк Е.А., принимали участие в следственных действиях, но в протоколах их участие не отражалось. Специалист Чернонос  Д.В. указал, что нож при изъятии осматривался (нет в протоколе), на нем просматривалось вещество бурого цвета, других следов не просматривалось.  Материалы допросов специалистов Голомесюк, Чернонос, Мусиенко содержаться в 7-м томе уголовного дела (л.д.36-38).

4.1.5. Копии видеозаписей следственных действий. Защитой и стороной потерпевшей  заявлялись в суде требования  о недопустимости доказательств – дисков СD (т. 4 л.д. 73-74)  с копиями видеозаписей неизвестного происхождения, а также о недостоверности данных протоколов соответствующих следственных действий, либо их фальсификации в связи с отсутствием в них всех необходимых данных (информации обо всех произведенных во время следственного действия мероприятиях), искажения данных, а также в связи с отсутствием приложений – оригиналов материалов фото и видео фиксации.

В соответствии с требованиями ст.ст. 85, 86, 85-2 УПК Украины протокол следственного действия и приложения к нему составляют единое целое. Согласно требований ст. 257 УПК Украины суд обязан исследовать непосредственно все доказательства по делу. Отказ в исследовании оригиналов протоколов со всеми оригинальными приложениями к ним является грубым нарушением права на защиту и принципа непосредственности. Копии доказательств не могут быть положены в основу обвинения, если подсудимому отказано в ознакомлении с оригинальными материалами.

Суд первой инстанции признал несостоятельными доводы о недопустимости копий видеозаписей в качестве доказательств по делу, «так как во время судебного следствия не добыто сведений, которые позволяли бы сделать вывод о том, что при переносе видеозаписи на CD диск с самой видеозаписью были проведены какие-либо манипуляции» (стр. 20-21 приговора). При этом коллегией судей было проигнорировано и не отражено в приговоре то, что:

1) копии видеозаписей не имеют начала и конца, представляют из себя набор фрагментов видеофиксации, а не отражают непрерывный процесс записи (с возможными паузами по указанию следователя);

2) продолжительность записей явно не соответствует продолжительности следственных действий;

3) содержание видеоматериала не соответствует содержанию протоколов;

4) протоколы ознакомления участников следственного действия с результатами видеофиксации либо отсутствуют, либо сфальсифицированы. Так в частности, судебно-медицинский эксперт Яковцова Н.Ю. несколько раз в суде категорично подтвердила, что с видеозаписью протокола следственного эксперимента не ознакамливалась, ее подпись в протоколе ознакомления подделана. О том, что не ознакамливались с видеозаписью следственного эксперимента, подтвердили и понятые;

5) метки записей на дисках указывают на то, что они были изготовлены в декабре 2010 года, а не 14.11.2010 года или непосредственно в один из ближайших дней;

6) авторство записанных копий не известно, так как на конвертах приобщенных к материалам дела дисков стоит подпись следователя Макаровой И.Г., но она не принимала участия в производстве соответствующих следственных действий. В свою очередь, будучи допрошенной в суде следователь Макарова И.Г. не смогла объяснить, кто именно передал ей эти диски, так как отсутствует сопроводительная документация.

4.1.6. Допросы сотрудников милиции и понятых.

Модель поведения в суде всех допрошенных сотрудников милиции была одинакова. Они с точностью, в деталях и категорично подтверждали версию событий, изложенную в обвинительном заключении, отвечая на заранее согласованные вопросы  прокурора. Но на все вопросы защитника и представителя потерпевшей о конкретных обстоятельствах проведения следственных действий, фактах нарушения ими требований уголовно-процессуального закона, отсутствии необходимых данных в протоколах следственных действий, противоречиях в документах и противоречиях в ранее данных показаниях, всегда звучал один ответ «не помню».

Суд первой инстанции существенно препятствовал защите и представителю потерпевшей в осуществлении свободного допроса сотрудников милиции, указывая, что свидетель уже дал ответ «не помню». Суд также незаконно отказывал в ходатайствах защитника об оглашении ранее данных указанными лицами в ходе предыдущих судебных процессов показаний для проверки  их достоверности  и  устранения противоречий. 

В результате такого одностороннего процесса показания данного вида свидетелей изложены в приговоре также  односторонне, в пользу доказанности обвинений. Судебной коллегией не даны оценки многим фактам нарушения служебных обязанностей, которые сотрудники милиции не смоги пояснить. В частности:

Следователь Жаденов Ю.В.. Подтвердил, что решение о вывозе трупов с места происшествия принимал он,  при  этом не смог объяснить каким образом в учреждение СМЭ попали бриджи Жертва2. с деньгами внутри, если на месте обнаружения на трупе были только плавки и майка. Не смог объяснить, как он может утверждать, что квартира после осмотра была им опечатана, если об этом ничего не сказано в составленном им протоколе. Пояснил, что при первичном допросе Подсудимый в качестве подозреваемого не посчитал необходимым проверить версию самооговора, выяснить описание орудия убийства, его точное местонахождение.

Оперативный сотрудник Бондарь Г.Г.. Не смог объяснить, как попал на «дополнительный осмотр», в ходе которого был найден нож; как получилось, что его участие в следственном действии не было отражено в протоколе. Подтвердил многократные «общения»  Подсудимый в течение дня с несколькими лицами, в том числе с руководством райотдела и прокуратуры, которые не оформлялись письменно, так как в этом не было необходимости.

Следователь Кальченко А.А.. Не смог объяснить, почему факт оставления им  записки в месте «обнаружения» ножа не был отражен в протоколе. Следователь не помнит («хоть убейте»), почему найденный нож не был ни осмотрен, ни детально описан. Он не не помнит когда и кому, с документальным оформлением или нет, передал изъятый нож после окончания следственного действия.  Следователь также не помнил, что участвовал в других следственных действиях в этот день, в частности, «осматривал» квартиру Резника Д.В. Два обыска, названные осмотрами, квартиры Подсудимый и Резника Д.В., проводились одновременно. При этом письменное «согласие» на осмотр квартиры от Подсудимый отобрал этот следователь, хотя был в другом месте и не имел никакого отношения к этому действию. Следователь не смог объяснить, когда и при каких обстоятельствах он получил это «согласие».

Следователь Подлужный А.А., руководитель СОГ в Орджоникидзевском РО. Этот следователь руководил проведением следственного эксперимента, протоколы которого были сфальсифицированы. Он несет персональную ответственность за факты подделки подписей эксперта Яковцовой Н.Ю. в составленном им протоколе, за отсутствие в деле оригиналов видеозаписей следственных действий. В суде Подлужный А.А. опроверг тот факт, что являлся руководителем СОГ по данному делу: «мне дали дело после проведения всех первоначальных следственных действий другими следователями. Я только провел воспроизведение обстоятельств события преступления, допрос и представление о мере пресечения, больше ничего не делал и ничего не знаю».  На вопрос о доступе в жилье на второй день после события преступления без согласия владельцев (их родственников) и без решения суда сообщил, что в тот период времени «по закону» санкцию суда получать не нужно было.

Следователь Макарова И.Г.. Следователь, составившая обвинительное заключение. Не смогла указать, какими экспертизами было подтверждено, что данный, конкретный нож был прямо назван орудием убийства (категоричное утверждение об этом содержится в обвинительном заключении). Не смогла пояснить, каким был результат ее запросов в райотдел и НИЭКЦ по поводу количества осмотров квартиры – места убийства 14.11.2010 года. Следователь не смогла вспомнить, как фототаблицы к протоколам и диски с копиями видеозаписей попали в дело. Следователь дала суду заведомо ложные показания, категорично заявив, что перед тем, как отправлять материалы дела на экспертизы, она или ее второй следователь обязательно знакомили обвиняемого с постановлениями о назначении экспертиз. Следователь подтвердила, что направляла поручение в райотдел на опечатывание и обеспечение сохранности квартир – места убийства и места жительства Подсудимый. Никаким родственникам разрешение на доступ в эти квартиры не давала.

4.2. Нарушение принципа доказанности вины «вне разумного сомнения», истолкование судом противоречий, неточности и неполноты предъявленных доказательств либо в пользу обвинения, либо самоустранение суда от их правовой оценки и перекладывание бремени доказывания невиновности на подсудимого.

4.2.1. Кровь на джинсах. Суд сослался на экспертизу № 797-И/10 от 13.12.2010 года (т. 2 л.д. 201-203) , в которой сказано происхождение пятен крови на них от Жертва1 «не исключается», при этом «нельзя также исключить происхождение крови в указанных объектах от самого Подсудимый при наличии у него телесных повреждений, сопровождавшихся наружным кровотечением на момент указанных событий». Давность происхождения пятен крови экспертным путем не устанавливалась. Эксперт в суде допрошен не был.  Однако данный вероятностный вывод с неизвестной степенью вероятности истолкован судом в пользу обвинения, так как  «Подсудимый не смог прояснить происхождение данных пятен на джинсах, изъятых по месту его жительства – г. Харьков, ул. Улица1, 322, кв. 13»  (адрес указан неправильно – стр. 20 приговора), а также так как «Подсудимый не обосновал, как кровь убитых могла оказаться на его брюках» (стр. 26 приговора).

4.2.2. Подногтевое содержимое правой руки трупа Жертва2..  В качестве доказательства вины Подсудимый суд сослался на заключение судебно-цитологической экспертизы № 907-Ц/10 от 15.12.2010 года (т.2 л.д.52-57) - (стр. 16, 21, 26  приговора). Эксперт в суде допрошен не был. Заключение экспертизы носит вероятностный и условный характер: 1) «если учитывать групповые характеристики проходящих по делу лиц», 2) «если учитывать конкретные обстоятельства дела», то «можно полагать», что в объекте произошло смешение группы крови, свойственной потерпевшей Жертва2. с группой крови, «происхождение которой от Подсудимый не исключается».  На  самом деле кровь могла принадлежать любым другим людям с указанными группами крови. Эксперт указал «вероятно» Подсудимый только потому, что учитывал конкретные обстоятельства дела, а именно наличие конкретного обвиняемого и отсутствие в деле данных о других участниках события преступления.

Несмотря на все указанные условности и предположения, построенные на родовых, а не индивидуальных признаках крови, судебная коллегия посчитала заключение допустимым и достаточным доказательством обвинения, поскольку: а) Подсудимый отказался добровольно предоставить образцы для генетической экспертизы, и б) суд принял во внимание подробные признательные показания Подсудимый (от которых тот отказался). Более того, суд указал в приговоре, что экспертиза свидетельствует о причастности Подсудимый к убийству Жертва2. (стр.26 приговора).

Такое отношение к доказательствам является классическим примером обвинения, основанного на предположениях, а также примером перекладывания бремени доказывания невиновности на подсудимого.

Следует при этом отметить, что суд выносил определение о принудительном отобрании образцов. То есть отсутствие согласия Подсудимый не имело значения.  Поручение о принудительном отобрании образцов давалось судом управлению Национальной полиции в Харьковской области. Однако еще в 2013 году в решении «Юрий Волков против Украины» Европейский суд констатировал нарушение статьи 8 Конвенции, поскольку образец крови у заявителя был взят следователем, а не врачом. То есть суд заведомо нарушал требования закона.

Кроме того, на основании ст.ст. 3, 8, 19, 62 Конституции Украины Подсудимый вправе требовать, чтобы после того, как шесть лет назад было объявлено, что его вина доказана и все доказательства переданы в суд, такое обвинение было рассмотрено  в пределах  тех доказательств, которые были переданы в суд.

4.2.3. Кровь на клинке ножа, кровь на сеточке для раковин. В качестве доказательства вины Подсудимый суд сослался на заключение судебно-цитологической экспертизы № 2-Ц от 18.01.2011 года (т.2 л.д. 25-29),  заключение судебно-цитологической экспертизы № 905-Ц от 18.12.2010 года (т.2 л.д. 208-213)- (стр. 16  приговора). Все сказанное в отношении экспертизы подногтевого содержимого (п. 4.2.2 апелляции выше), в равной степени относится и к данным заключениям экспертиз.

4.2.4. Проверка алиби Подсудимый  Суд первой инстанции впервые, через шесть лет, допросил по ходатайству Подсудимый, свидетеля Мамаеву Н.В. и счел этого достаточным для утверждения о том, что версия алиби Подсудимый опровергнута (стр. 24 приговора). Во время досудебного следствия, следователь не предлагал Мамаевой Н.В. опознать Подсудимый. Спустя шесть лет свидетель подтвердила продажу именно того коньяка («Шустов»), о котором говорил Подсудимый, и начатая бутылка которого была изъята с места происшествия. Свидетель сообщила, что такой коньяк в тот период в их торговой точке продавался крайне редко, так как основным спросом пользовались более дешевые спиртные напитки.  При этом она не опознала Подсудимый Остался открытым вопрос,  откуда же взялась эта бутылка коньяка у Подсудимый. При проведения следствия «по горячим следам» выяснить это не составляло большого труда, но ввиду предвзятого следствия сделано не было. 

4.2.5. Повреждения на руке Подсудимый Суд пришел к выводу, что оценивает критически доводы Подсудимый о происхождении повреждений на его руке (стр. 26 приговора). Но, во-первых, это не доводы, а свидетельства (показания), так как речь идет о его руке и о событиях, которые происходили  непосредственно  с ним; суд не может их «критически» оценивать – они могут быть лишь опровергнуты другими доказательствами, исследованными судом. Во-вторых, эти показания Подсудимый объективно не опровергнуты. В-третьих, в ходе досудебного следствия механизм и характер повреждений на руке Подсудимый экспертным путем не устанавливался, а в судебном процессе такие  возможности, в связи с истечением времени, были утрачены.

Следует указать, что показания Резника Д.В., данные на следствии и в суде о том, что он якобы увидел «свежие царапины» на руке Подсудимый, когда тот пришел к нему утром с сообщением о происшедшей трагедии, и которые используются в обвинительном заключении и в приговоре, ничего не доказывают, так как (сказано выше) механизм их возникновения в свое время не был объективно установлен. Не менее важно и то, что показания Резника Д.В. в этой части не являются достоверными, так как получены были от него в результате незаконного лишения свободы. Кроме того, будучи дополнительно допрошенным в суде, Резник Д.В. заявил, что не может утверждать, что повреждений, которые он увидел утром, не было накануне. Также Резник Д.В. назвал не ту руку, и не ту поверхность ладони, на которой фактически были царапины. В итоге он показал, что не помнит, на какой именно руке были царапины.

V.

Искажение права

Некоторые положения обжалуемого приговора не просто противоречат Закону, Конституции, основным принципам уголовного правосудия, но являются по своей сути демонстрацией издевательства над правом. Только так можно назвать ссылки судебной коллегии  на решения Европейского суда по правам человека, которые содержат в себе прямо противоположные оценки тем выводам суда первой инстанции, для подтверждения законности которых судебная коллегия и использует эти ссылки. Причем эти прямо противоположные оценки содержатся в самих цитируемых текстах практики Европейского суда. В контексте тяжести уголовного обвинения и степени вреда, причиненного правам человека в данном деле, такое отношение к материальному праву выглядит особенно циничным.

6.1. Отвергая доводы защиты о том, что в условиях неофициального, то есть незаконного, задержания Подсудимый находился в наручниках (что свидетельствует о применении к нему незаконного насилия), суд сослался на решение Европейского суда по делу «Борис Попов против Российской Федерации», цитируя его текст (стр. 29 приговора), где в частности говориться: «применение наручников не обусловливает нарушения ст. 3 Конвенции в случае, когда такая мера налагается в связи с правомерным содержанием под стражей…» Но ведь защитник утверждал именно о незаконном лишении свободы Подсудимый, начиная с 8-00 часов утра, когда на него были надеты наручники.

6.2. Отвергая доводы защиты и стороны потерпевшей о том, что Подсудимый был незаконно лишен свободы в период с 8-00 утра до вечера 14.11.2010 года с нарушением права на защиту, суд сослался на решение по делу «Лабита против Италии», цитируя его текст (стр. 29 приговора), где в частности говорится: «для того, чтобы наказание или обращение соответствовало критериям «бесчеловечности» или «унижения человеческого достоинства», страдания и унижения, связанные с ними, должны выходить за пределы неизбежных элементов страданий или унижения, связанных с правомерным обращением или наказанием». Не ясно, какая часть мотивировочной части решения суда содержит ссылки на нормы права, позволяющие сделать вывод о том, что лишение свободы в течение целого дня было правомерным обращением.

6.3. Отвергая доводы защиты о грубом и заведомом нарушении права Подсудимый на свободу и личную неприкосновенность безосновательным содержанием его под стражей на протяжении 6 лет, суд сослался на ст. 5 Конвенции и решения Европейского суда в деле «Харченко против Украины» и в деле «Летелье против Франции».

Но цитируемые решения как раз и подтверждают факты нарушения судом прав Подсудимый, гарантированных ст. 5 Конвенции, и суд первой инстанции соответствующие положения решений цитирует. Так, в приговоре указывается (стр. 30-31 приговора):

«При формировании внутреннего убеждения судьи учет тяжести преступления имеет свое рациональное содержание <…> Но сам по себе факт тяжести преступления, которое инкриминируется лицу, не может быть основанием для применения меры пресечения, поскольку это противоречит презумпции невиновности».

«Наличие обоснованного подозрения в том, что лицо совершило тяжкое преступление, является безусловно таким фактором, который относится к сути вопроса, но само по себе такое подозрение не может служить оправданием длительного содержания под стражей».

«Наличие веских оснований подозревать арестованного в совершении преступления является условием правомерности содержания под стражей, но через некоторое время этого уже недостаточно; тогда Суд должен установить, оправдывают ли остальные мотивы судебных органов лишение свободы».

Судебная коллегия, постановившая данный приговор, на протяжении 1,5 лет содержала Подсудимый под стражей без ограничения срока такого содержания, отказывала в  удовлетворении ходатайств защиты и самого Подсудимый об изменении меры пресечения без указания мотивов со ссылкой лишь на тяжесть обвинения.

И в обжалуемом приговоре, вообще без какого-либо обоснования, вынесено решение об оставлении прежней меры пресечения без ограничения действия такой меры каким-либо  конкретным сроком.

С учетом изложенных в данной апелляции фактов и обстоятельств дела, общая оценка обжалуемого приговора со стороны потерпевшей граничит с той, что содержится в понятии преступления против правосудия.

Так исследователь Нюрнбергского процесса над юристами (судьями и прокурорами) Третьего Рейха Витольд Кулеша, на основании судебных решений Международного Трибунала, так обобщил понятие преступлений против правосудия: «это формы судейского произвола, которые, являясь следствием искажения права и искривления законодательных положений,  проявляются в настолько несправедливом судебном решении, что его неправомерность, которая по своей сути противоречит элементарному чувству справедливости, способен распознать любой, а не только правовед. Нарушение материального и процессуального права приобретает форму преступления против правосудия тогда, когда такое нарушение представляет собой своего рода акт издевательства над справедливостью со стороны судьи или прокурора в форме и объеме, которые не только обусловливают нарушение справедливости, как конечной цели права, но и противоречат собственно этому понятию».

Фрунзенским районным судом г. Харькова в 2014 году было рассмотрено уголовное дело № 645/11389/13-к по ст. 115 УК Украины с аналогичными нарушениями права на защиту на начальной стадии досудебного следствия. Суд признал недопустимыми доказательствами явку с повинной, протокол допроса в качестве подозреваемой, обвиняемой, воспроизведения обстановки и обстоятельств события преступления, как полученные с нарушением права на свободу и личную неприкосновенность, права на защиту, вследствие психологического и физического давления, так как подсудимая была фактически лишена свободы без оформления задержания, с ней также проводили «беседы» без разъяснения права не свидетельствовать против себя и без предоставления защитника. Суд указал, что проверка заявления подсудимой о применении к ней насилия, была формальной и ограничилась допросом следователя и одного оперативного сотрудника. Основываясь на недоказанности вины подсудимой «вне разумного сомнения», суд приговором от 19.09.2014 года полностью оправдал подсудимую. Определением суда кассационной инстанции в производстве № 5-1712км15 от 27.08.2015 года приговор суда первой инстанции оставлен без изменений.

Очевидно, что обжалуемый приговор является примером прямо противоположного применения норм Конституции и Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод.

VI.

Требование апелляционной жалобы

Как указано выше, по данному уголовному делу не было справедливого суда, установленного законом.

В соответствии  ч. 3 ст. 62 Конституции Украины и пунктом 19 Постановления Пленума Верховного Суда Украины № 9 от 01.11.1996 года «О применении Конституции Украины при осуществлении правосудия», обвинение не может основывать на предположениях, а также на доказательствах, полученных незаконным путем. Доказательства должны признаваться полученными незаконным путем тогда, когда их собирание и закрепление осуществлены с нарушением гарантируемых Конституцией Украины прав человека и гражданина, установленного уголовно-процессуальным законодательством порядка, или не уполномоченным на это лицом или органом, или при помощи действий, не предусмотренных процессуальными нормами.

В соответствии с пунктом  4 Постановления Пленума Верховного Суда Украины № 9 от 30.05.1997 года «Об усилении судебной защиты прав и свобод человека и гражданина» обвинение не может основываться на доказательствах, полученных незаконным путем, суды обязаны признавать их недопустимыми доказательствами и не учитывать при обосновании обвинительного приговора. Все сомнения в отношении доказанности вины лица толкуются в его пользу.

Пунктом 21 Постановления Пленума Верховного Суда Украины от 29.06.1990 года № 5 «Об исполнении судами Украины законодательства и постановлений Верховного Суда по вопросам судебного рассмотрения уголовных дел и постановления приговора» суды обязаны ориентироваться на то, что в соответствии с требованиями УПК «оправдательный приговор постановляется: <…> за недоказанностью участия подсудимого в совершении преступления, когда факт общественно-опасного деяния установлен, но исследованные судом доказательства исключают или не подтверждают совершение его подсудимым».

Ненадлежащим досудебным следствием, незаконными судебными решениями в данном уголовном деле на протяжении 6 лет причинен невосполнимый ущерб правам потерпевшей, но в несоизмеримо большей степени – правам Подсудимый

В контексте верховенства права и презумпции невиновности у апелляционного суда нет права направлять дело на новое рассмотрение. Единственным законным решением является вынесение оправдательного приговора для немедленного прекращения санкционированной государством и  длящейся более шести лет пытки Подсудимый

Учитывая изложенное, потерпевшая  просит апелляционный  суд:

Отменить приговор Фрунзенского районного суда г. Харькова от 28.12.2016 года и постановить оправдательный приговор в отношении Подсудимый, 22.05.1978 года рождения, в виду недоказанности его участия в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 115, п.п. 9, 13 ч. 2 ст. 115 УК Украины, по факту двойного убийства, имевшего место 14 ноября 2010 года в г. Харькове по ул. Улица1, 322, кв. 13.

Меру пресечения для Подсудимый в виде содержания под стражей отменить, освободить Подсудимый из-под стражи немедленно по оглашении решения апелляционного суда.